Лиз Коли - Красотка 13
Несмотря на то что на Энджи были голубые джинсы и розовый свитер, в руке она держала хлыст, а на ногах у нее были сапоги для верховой езды.
– Да, сегодня мы обязательно покатаемся, – сказала она, однако ее не слышал никто, кроме нее самой. Потому что там никого, кроме нее самой, не было.
Она осторожно перебирала свои новые воспоминания. Модя Билл. Она почему-то не испытывала к нему ненависти. И не боялась его. Да, конечно, были смущение, и боль, и замешательство, и даже тоска. Теперь она смогла вспомнить тот день, когда его провожали в армию. Это был ее десятый день рождения, и он пообещал принести ей особенный подарок. Он был таким красивым в военной форме! Дедушка и бабушка были несказанно рады тому, что он нашел свое призвание после школы, где, как они сказали, он только бездельничал, бил баклуши. Энджи тогда не поняла смысла этих слов. Несмотря на то что это был ее день рождения, центром всеобщего внимания стал он. И это было несправедливо.
Дедушка фотографировал всех членов семьи в разных возможных комбинациях – то маму с папой, то папу с бабушкой, то папу с братом, и так далее и тому подобное. Энджи хотелось, чтобы ее сфотографировали вместе с «ее солдатом». Так, как обычно фотографируются девушки, провожая в армию своих парней. Она видела такие снимки.
– Ты готов, дедушка? Снимай!
Она обхватила руками модю Билла за шею и поцеловала его так, как целуют своих любимых девушки на тех фотографиях, – долгим, страстным поцелуем, выгнув при этом спину и подняв одну ногу. Она впилась губами в его губы и ждала, когда щелкнет затвор, но так и не дождалась. Модя Билл оттолкнул ее, и она упала на пол.
Все родственники изумленно уставились на нее. Их лица выражали возмущение и досаду.
Мама засмеялась, но это был какой-то нервный смех.
– Думаю, это последствия того, что она часами сидит возле телевизора, – сказала она. – Там иногда такое показывают, что просто ужас.
Модя Билл ушел в армию, так и не поговорив с ней. И она не узнала, что за особенный подарок он собирался ей преподнести. Из-за этого она плакала целую неделю.
Она заплакала от горя и обиды. Так, как плачут маленькие дети. Слезы катились по ее щекам в темном кабинете доктора Грант.
– Энджи, как ты себя чувствуешь? – спросила доктор Грант.
Энджи открыла глаза и снова оказалась в ее кабинете.
Она вытерла ладонями щеки и сказала хриплым голосом:
– Я чувствую себя… м-м… просвещенной.
Во всех смыслах этого слова – более светлой, радостной, многое познавшей и испытавшей.
– Мне почему-то сейчас ужасно захотелось поесть сладкой овсяной каши. Такой, какую обычно едят на завтрак.
Доктор Грант удивленно посмотрела на нее:
– В самом деле?
– Нет, я шучу. Я… Как это все же замечательно! Теперь она стала частью меня, но не отдельной частью – она вплелась в меня целиком и полностью. Я не могу это описать. Я просто чувствую себя более спокойной, уравновешенной. Я теперь многое о себе знаю и лучше понимаю себя. Одного я не могу понять: почему не пришла Девочка-скаут?
– Может быть, она все еще боится потерять свою независимость, – предположила доктор. – Или у нее осталось какое-то неоконченное дело.
Оторвав катышек со свитера, Энджи стала катать его между пальцами.
– Из всех моих двойников только она никогда не пыталась подчинить меня своей воле. Разве что во время сеансов гипноза. Ну и, конечно, не считая того, что она переделывала все мои домашние задания, – сказала Энджи, уронив катышек на пол. – В конце концов это прекратилось. Вы ведь знаете, что она никогда не входила в реальный мир.
– А вот это интересное замечание. Она живет своей собственной жизнью в старой деревенской кухне. Как ты думаешь, чего ей больше всего хочется?
Энджи задумалась и сразу услышала, как кто-то крикнул ей: «Пойти в ресторан».
Доктор Грант вдруг залилась веселым смехом.
– Ну конечно! – воскликнула она. – Думаю, что завтра я это смогу устроить.
Все оставшиеся дни недели сеансы психотерапии проходили в обеденное время. У Энджи было только тридцать минут на обед, но после этого у нее по расписанию был урок рисования. Так как она запросто могла и дома постоять возле мольберта и нарисовать все, что ее одноклассники рисовали во время урока, мама разрешила, чтобы доктор Грант забирала ее из школы после утренних занятий.
– Я, конечно, не совсем понимаю, зачем все это нужно, но доктор Грант, похоже, знает, что делает. В последнее время ты стала намного спокойнее.
Энджи молча проглотила это резковатое замечание. Ей не хотелось ссориться с мамой.
Во вторник они пошли в лучший итальянский ресторан города. Энджи сидела за столом напротив своего психотерапевта. Чувствовала она себя довольно неловко.
– Как я узнаю, что Девочке-скауту понравилась здешняя кухня? – спросила она.
– Посмотри на меня, – сказала доктор Грант. Она взяла в руку ложку и начала медленно крутить ее, пытаясь поймать луч света.
– И что теперь? – не поняла Энджи. – Для чего все это?
Доктор Грант улыбнулась. Стол был уставлен пустыми тарелками, а Энджи почувствовала, что ее живот неимоверно раздулся. Верхняя пуговица на ее джинсах была расстегнута.
– О боже! Только не говорите, что все это съела я! – взмолилась Энджи, ощущая во рту вкус орегано и тимьяна.
– Может быть, нам стоит немного пройтись? – предложила доктор.
– Да, километров этак десять, – согласилась Энджи. – Лучше пусть Девочка-скаут сама все это переваривает.
Среда: китайский ресторан. Четверг: барбекю. В пятницу Энджи уже боялась становиться на весы. Доктор Грант сказала ей, что этот праздник желудка скоро закончится. А еще она сказала, что Девочке-скауту хотелось попробовать как можно больше разных блюд, чтобы расширить свой профессиональный кругозор. В каждом ресторане она приглашала к столу шеф-повара и подробно расспрашивала его о технологии приготовления того или иного блюда и о том, какие ингредиенты входят в его состав.
– Самое интересное я приберегла напоследок, – сказала доктор. – Есть один милый французский ресторанчик, который ей особенно понравится.
Энджи почувствовала, что ее начинает мучить зависть. Ее двойник весело проводила время в компании доктора Грант, а на ее долю выпали одни неприятности: после всех этих пирушек она поправилась на полтора килограмма, и она никак не могла избавиться от стойкого чесночного запаха во рту.
– Всю вторую половину дня, Энджи, мы проведем вместе, – сказала доктор Грант. – Нам придется кое-куда поехать для того, чтобы поговорить и подготовить сцену. Я думаю, что это самое подходящее время. Мы уже подошли к этому вплотную. Ты чувствуешь?
– Я сейчас чувствую только то, что мне очень хочется есть. Раньше в обед я ела только салат. Что вы двое со мной сделали?
Атмосфера во французском ресторане, как ни странно, была одновременно и непринужденной, и довольно официальной. На столах, накрытых белоснежными крахмальными льняными скатертями, стояла фарфоровая посуда и хрустальные бокалы. Все официанты были в черных строгих костюмах и, обращаясь к ним, называли их «мадемуазель» и «мадам». Возможно, их принимали за мать и дочь. В воздухе витал аромат розовых камелий.
Энджи захотелось остаться. Ей еще никогда не приходилось бывать в таком великолепном месте. Интересно, посылает ли доктор Грант счета за обеды в ресторанах ее родителям?
В десертной ложке, словно в маленьком зеркале, отражался свет. Доктор Грант начала поднимать руку, в которой держала ложку, но Энджи остановила ее, прикоснувшись к ее руке.
– Подождите, – сказала она.
– О, прости. – Доктор опустила ложку. – Я должна была спросить, готова ли ты.
– Я готова, – уверенно ответила Энджи. – Я думаю, что сама смогу это сделать.
Она увидела это, сразу увидела, где-то глубоко в подсознании, – место встречи, качающиеся ворота. Она протянула руку, чтобы прикоснуться к ним, и… вот оно! Ее рука указывает дорогу. Она почувствовала, как ее настоящие губы расплылись в улыбке, когда она заходила внутрь.
Энджи ждала на крыльце, пока Девочка-скаут возьмет на себя руководство. Сидя на перилах, она болтала ногами, наблюдая за тем, как на лугу ласточки гоняются за бабочками. Странно, однако, – реальная хижина находится в глухой лесной чаще, а ее воображаемая хижина стоит на краю луга, на совершенно открытом месте. Она вдруг вспомнила о том, как в первый раз попала сюда, – ее бросили в кромешную тьму, она была до смерти напугана, совершенно растеряна, не могла ни пошевелиться, ни повернуть голову. Постепенно в темноту проник свет, и она смогла встать, походить вокруг и поговорить с другими. Был еще один забавный момент. Хижина выглядела как декорация в голливудском фильме: только один фасад, а за ним лишь пустота.
